Огнерожденный - Страница 71

Фарах не замедлил воспользоваться советом Ламераноса. Взял один из листов – выскобленный едва ли не до дыр, и вытащил припасенный заранее свинцовый карандашик. Чернилами бы вышло лучше, но с ними было много возни.

– Чтобы дело шло быстрее, я тебе продиктую, – сказал Ламеранос и раскрыл книгу.

Все устроилось как нельзя лучше. Ученый читал, воспитанник водил карандашиком по пергаменту и вскоре исписал лист с обеих сторон. На него поместились две короткие истории, – ученый специально выбрал такие, чтобы влезли на один лист. Пока Фарах их переписывал то пару раз улыбнулся. Они действительно были смешными.

– Вот и все, – сказал Ламеранос, захлопывая книгу. – Остальное потом. Воспользуемся слабостью старшего настоятеля, чтобы встретиться еще раз. Ведь ты придешь ко мне в гости?

– Конечно учитель, – ответил Фарах бережно складывая листок и пряча его в сумку. – Мне очень интересно с вами говорить. Очень жаль, что я не могу стать вашим учеником.

– Ну, ну! Не унывай. Кто знает, как сложится судьба. На все воля Всеблагого. Хочу тебе сказать, что ты уже стал моим учеником. Среди тех юнцов, что ходят в университет и числятся моими учениками, полно глупцов и бездельников. Они не хотят учиться. Даже не стараются понять того, что я пытаюсь до них донести. Хотя они слушают меня часами, я не могу назвать их своими учениками. Они не перенимают у меня знания, лишь повторяют слова, для порядка, совершенно не вникая в смысл. А наши с тобой беседы и есть лучшая учеба.

– Спасибо, – серьезно ответил Фарах. – Это большая честь – учится у вас. Ведь мы еще встретимся?

– Конечно! В следующий раз, мы с тобой все же обсудим подробней феномен ценности изобретений для прогресса цивилизации. О! Я упомяну об этом в воскресенье, на занятиях. И кстати, к следующей нашей встрече, я, возможно, все-таки уточню твой гороскоп. Признаться он меня заинтересовал.

Фарах стал собираться в дорогу. Закинул на плечо сумку, поправил одежду, еще раз поблагодарил Ламераноса и покинул гостеприимный дом. На этот раз – вполне обычным путем. Ученый оказал ему большую любезность: не смотря на поздний час, спустился во двор и велел стражу пропускать к нему Фараха в любое время.

Потом учитель и ученик простились, и подмастерье едва ли не бегом направился в приют, не забывая поглядывать по сторонам. Но на этот раз он не заметил ничего подозрительного.

В приюте, отдав Састиону лист с историями, он выслушал благодарности воспитателя, и со спокойной душой отправился спать. Но уснул не скоро.

Лежа в постели, он пытался разобраться в хитросплетениях своей судьбы. Теперь, после разговора с ученым, много стало понятно. Фарах был твердо был уверен в том, что родился именно в Хазирский Полдень. И что жрецы преследовали его и Тейрата именно из-за этого. Правда, предсказание Кехрема настораживало, но Фарах не чувствовал в себе никакой разрушительной силы. Он не мог быть воплощением Тайгрена, уж это наверняка. Ведь он обращался к Энканасу во время молитвы, и получал ответ. Пусть это было всего лишь касание великой силы Огня, но и это – благо, ответ божества. А уж Бог Огня наверняка бы разобрал в молящимся черты врага своего, и не замедлил бы покарать наглеца. Раз подмастерье до сих пор жив, то значит не враг Энканасу. Это радовало. С другой стороны, Фарах мог родиться и не в полдень, но в таком случае, история его жизни вновь становилась донельзя запутанной.

Подмастерье размышлял о своей судьбе едва ли не до утра. Теперь даже идеи Лартасуса отступили на второй план. Воспитанника больше занимали собственные проблемы, чем безумно далекий конец света. Он может так и не наступить, а вот предсказание о Хазирском Полудне – реальность, готовая вот-вот ухватить за шиворот самого Фараха.

В конце концов, у него разболелась голова, и подмастерье почел за лучшее оставить все размышления на "потом" и уснуть. Но все же пообещал себе, что при случае прочешет все известные ему библиотеки и книжные лавки в поисках историй о Хазирском Полудне.

8

Утром оказалось, что ночью холод отступил и в Таграме снова потепление. Снег на улицах таял; ноздреватые сугробы превращались в рыхлые кучи грязи. Проседали, проваливались сами в себя и исчезали на глазах, исходя мутной водой, словно кровью. С крыш струились потоки талой воды, пятная стены подтеками и обдавая неосторожных прохожих холодными брызгами.

На утренней молитве во славу Энканаса, воспитатели приюта нежились в лучах солнца, что пробивались сквозь мутные стекла и довольно улыбались. Даже Састион, в последнее время ходивший по приюту мрачнее тучи, соизволил улыбнуться. Восхвалив доброту Бога Огня и отметив усердие жрецов Великого Храма Таграма, вымоливших хорошую погоду, воспитанники разошлись на работы.

Веселая Троица перестилал полы в большой комнате, продолжая ремонт начатый на неделе. Грендир и Килрас весело переговаривались, подшучивали друг над другом. Настроение было хорошим – на улице светило солнышко, в комнатах потеплело и работа была не в тягость, шла споро и без задержек.

Фарах, не смотря на погожий день, оставался хмурым и неразговорчивым. Он не выспался, и настроение у него было хуже некуда. Мысли о том, что он один из тех, кто имел несчастье родится в Хазирский Полдень, не давали ему покоя. Надеясь отвлечься от грустных размышлений, подмастерье трудился в полную силу, без остатка отдаваясь тяжелой работе.

Друзья, конечно, заметили, что Фарах не в духе. Сначала они пытались расспросить Фараха о его визите к ученому, но подмастерье отвечал коротко и сухо. Тогда Грендир попытался развеселить его, отпустив пару сальных шуточек, но Фарах лишь нахмурился. Килрас, видя, что дело серьезное напрямую спросил друга, что случилось. Подмастерье, конечно, не мог рассказать друзьям о том, что его беспокоило. Пришлось соврать, что Састион им недоволен и, наверно, больше не отпустит к Ламераносу. Килрас удовлетворился этим объяснением и сочувственно цокнул языком. А вот Грендир сразу смекнул, что это лишь отговорка, и Фарах расстроен вовсе не из-за этого. Но он, как настоящий друг, не стал продолжать расспросы и сделал вид, что поверил словам подмастерья.