Огнерожденный - Страница 54

– Спасибо.

– Ну, хорошего вечера, и покойной тебе ночи, – сказал ученый и стал спускаться по ступеням.

Фарах облегчено перевел дух и быстро пошел прочь. Он очень обрадовался тому, что ученый не спросил его: а что воспитанник делает около кабака? Кажется, Ламераносу это и в голову не пришло. И еще подмастерье был доволен приглашением. Наверняка, дома у Ламераноса полно книг. Самых настоящих книг, битком набитых знаниями…

– Фарах!

Из темноты появились Килрас и Грендир. Вынырнули из теней внезапно, словно по волшебству, и подошли к другу.

– Ну что, – жадно спросил Грендир, – попался?

– Да нет, – отозвался Фарах. – Ничего такого он не сказал. Только спросил, где Совиное Урочище. Искал каких-то помощников.

– Пронесло, – вздохнул Грендир. – Старый пень, небось, и не понял, чего ты там околачивался. О чем болтали?

– Он пригласил меня в гости. Обещал показать телескоп.

– Телескоп, – насмешливо протянул Грендир. – Аккуратнее, южанин. Старички, они знаешь, какие шустрые бывают! И телескопы у них…

– Грендир! – буркнул Килрас. – Прекрати. Ламеранос – хороший.

– Да, да, – отозвался бывший воришка. – Старый хрыч ничего не замечает кроме своих драгоценных бумаг. Знаю.

Килрас, которому нравился добрый учитель, набычился, готовясь дать отпор язвительным речам друга, и Фарах поспешил вмешаться:

– Пошли отсюда. Састион, наверно, нас уже обыскался. Разозлиться. Будем опять драить отхожие места.

Друзья с ним согласились, что старшего воспитателя расстраивать, пожалуй, не стоит, и все трое быстро зашагали к приюту. Састион славился тем, что мог дать провинившимся воспитанникам задание не слишком тяжелое, чтобы выглядеть наказанием, но вместе с тем такое неприятное, что оно все-таки им являлось.

К счастью, все обошлось. Састион, уже начинавший нервничать, встретил воспитанников во дворе приюта, но ругать не стал. Все же это было их время – день свободный от занятий. Но задание он им все-таки дал. Дело оказалось не очень важным, но, по словам старшего воспитателя, срочным. Оказывается, Састиону понадобились помощники, чтобы разгрузить повозку. Прислуги в приюте не держали, кроме старика солдата, следившего за воротами. Но сейчас от него толку было мало, – повозка оказалась нагружена тяжелыми деревянными ящиками. Такими, что и молодому парню поднять нелегко.

Ребята сразу взялись за дело. Как самым старшим, им часто доставалась тяжелая работа, так что они и не удивились. Ящиков было не много, штук десять, и воспитанники быстро перетаскали их в приют, в одну из свободных комнат.

Грендир не удержался и тайком вскрыл два ящика – самый легкий и самый тяжелый. Легкий был набит теплой одеждой: ткаными плащами, кожаными леаранскими куртками и шерстяными штанами. Ничего интересного. Зато во втором обнаружились три кольчуги, переложенные промасленными тряпками. Это было уже интересно. Друзья удивились и попытались представить для чего воспитанникам могут понадобиться кольчуги. Но фантазия их подвела, они так и не смоги придумать ничего вразумительного. К тому же близилось время вечерней молитвы, и пора было расходиться по комнатам, чтобы привести себя в порядок.

Умываясь ледяной водой из бака, Фарах подумал о том, что его друзья отнеслись к находке довольно равнодушно. Ну, кольчуги и кольчуги. А вот он сразу насторожился. Почувствовал: что-то назревает. Нечто, способное в очередной раз круто изменить его жизнь. И это его нисколько не радовало.

3

Поговорить с Састионом о визите к ученому Фарах решился только на третий день. Ламеранос уже пару раз напоминал о своем приглашении, но воспитанник никак не мог улучить удобный момент: старший воспитатель ходил хмурый, раздражался из-за мелочей и явно был не в духе. Когда он бывал в таком настроении, просить его о чем-либо было бессмысленно, – это Фарах уже уяснил.

В среду же, Састион с самого утра находился в хорошем расположении духа. Фарах приметил это еще на утренней молитве. Во время занятий он продолжал наблюдать за воспитателем, стараясь понять: не изменилось ли его настроение. Это было важно. Если просьба Фараха пришлась бы Састиону не по вкусу, он мог не только не разрешить намечающийся визит к Ламераносу, но еще и запретить даже думать об этом. На веки вечные. Запросто. Такое уже случалось, например, тогда, когда веселая троица собралась заняться музицированием. Хотели на праздник осени разучить пару мелодий на свирелях и сыграть их за праздничным столом. Тогда они не учли плохое настроение наставника, и теперь в стенах приюта нельзя было упоминать даже барабан. Да и все остальные музыкальные инструменты тоже. Састиону очень не понравилось предложение старших воспитанников.

И теперь, уткнувшись носом во второй том книги молений, Фарах старался понять – сохраниться ли хорошее настроение старшего воспитателя до обеда. Ведь именно в обед, перед занятиями с Ламераносом, Фарах и хотел поговорить с Састионом о своей небольшой просьбе.

Занятие тем временем шло своим чередом. Воспитанники прилежно повторяли слова моления о защите от ночи, водили пальцем по пергаментам, а Састион внимательно вслушивался в их голоса. Фарах, разумеется, тоже повторял слова, что не мешало ему размышлять о визите к ученому. Он помнил моление наизусть, и в книгу заглядывал только чтобы припомнить правильные ударения. Книга – пачка пергаментных листов, сшитая шелковой нитью, – была учебником. Раньше Фарах видел только молитвенник, имевшийся у каждого жреца. Выглядел он солиднее: толстая книга в кожаном переплете с текстами молений на каждый день. Теперь Фарах знал, что их пишут в Храмах столицы, а потом рассылают жрецам. Когда он только начинал учиться в приюте, то думал что и слова молитв, называемых молениями, – они будут учить по такой же книжке. Но оказалось, что есть специальный сборник, состоящий из пяти толстенных томов. Там содержались все тексты воззваний и молитв, что употреблялись жрецами. Все те, что удостоились ответа Энканаса. Причем, в трех первых томах были записаны молитвы простые, на каждый день. В четвертом – те, что следовало использовать редко, в особые дни. В пятом же, содержались самые секретные тексты, для тех, кто общался с Энканасом и получал в ответ Силу Огня. Моления составлялись жрецами, и сборник был плодом трудов нескольких сотен лет. Подобрать нужные слова и нужную интонацию было нелегко, и если это удавалось, то удачный вариант тут же записывался.