Огнерожденный - Страница 28


К оглавлению

28

Но оказалось, что они не единственные любители утренних прогулок. Фарах был удивлен тем, что на улицах им попадались прохожие. В Башмине, к примеру, в это время все еще спали. А здесь в Масуне, несмотря на раннее утро, на улицах было полно народа.

Понаблюдав за прохожими, Фарах понял, что в основном это торговцы, спешившие на рынок, чтобы приготовиться к торговому дню. Оно, конечно, верно, самая хорошая торговля идет с утра, по холодку. Потом, когда дом Энканаса заберется в зенит, и начнет припекать грешный мир, начнется час отдыха. Для торговли будет слишком жарко. Ближе к вечеру, покупатели снова потянуться на рынок, но вечерний торг – совсем не то, что утренний, много не заработаешь.

Фарах убедил Танвара заглянуть на рынок. Ему нравилось бродить по торговым рядам, слушать, как продавцы нахваливают свой товар и разглядывать различные диковины. Когда они с дедом бывали в Башмине, на рынок заходили всегда. Это было лучшим развлечением для подростка. И теперь, очутившись в столице всего Каван-Сарах, Фарах просто не мог себе позволить упустить случай посмотреть на Масунский рынок.

Танвар поворчал, но согласился, сказав, что дорога к северным воротам проходит как раз мимо небольшого рынка. Не главного, не самого большого, но вполне приличного.

И действительно, проехав несколько улиц, друзья оказались у длинных деревянных прилавков. На них сонные торговцы выкладывали свой разношерстный товар. Но Фарах был разочарован. Купцов немного, посетителей нет вовсе, торговля еще не началась. Скучное это зрелище – торговые ряды утром. Ни пестрых красок, ни шумной толпы, ни веселых разговоров.

Единственное, что привлекло его внимание, так это весы, стоявшие под большим навесом. Конечно, он видел весы и раньше, но эти выглядели иначе, чем их башминские сородичи. Размером они были с хорошего скакуна. Сделанные из темного дерева, окованного жестью, они поражали воображение своими размерами и красотой. Поперечная полоса с насечками и огромная стрелка, были отделаны серебром. По благородному металлу вились причудливые узоры. Такого чуда подмастерью еще не доводилось видеть.

Около весов суетились два купца в полосатых халатах. Они взвешивали тюки с материей и отчаянно бранились. Фарах задержался у навеса, глядя как стрелка ходит вдоль шкалы, поблескивая в утренних лучах солнца. Это зрелище его заворожило. Стрелка, как серебряный перст, качалась из стороны в сторону. Она никак не могла остановиться. Влево вправо, влево вправо… Подмастерью чудилось, что это палец рассерженного бога. Он кому-то грозил, волновался, гневался…

Фарах застыл, ожидая, когда стрелка остановиться. Почему-то, ему показалось очень важным, чтобы она остановилась. Чтобы весы пришли в равновесие и успокоились. Чтобы серебряный палец должен перестать грозить. Он должен был застыть на месте, остановиться навсегда. Но это никак ему не удавалось. Влево вправо, влево вправо…

– Эй! – сказал Танвар. – Ты что, заснул? Поехали, время не ждет.

Фарах вздрогнул и волшебное очарование пропало. Весы снова стали всего лишь весами. Серебряная стрелка оказалась ничуть не похожа на божественный перст. Подмастерье видел теперь, что это всего лишь деревяшка, окованная металлом. Всего лишь серебро, тусклое и, похоже, очень дешевое. Купцы бранились, дергая чаши с наваленными на них тюками, и не давали весам нормально работать, только и всего. Подмастерье вздохнул и тронул поводья.

До северных ворот они добрались за полчаса. Город просыпался, народ высыпал на улицы, но дневная толкотня еще не началась. Все ранние пташки спешили по своим таинственным делам, и выглядели на редкость сосредоточенными и целеустремленными. Тем не менее, у ворот уже начала образовываться очередь из желающих покинуть город. Стража ревниво рылась в повозках с товарами, ища, за что бы содрать налог. Без товарных Фараха и Танвара пропустили без лишних разговоров, – что взять с двух оборванцев, у них всего то добра – два скакуна да пара тощих дорожных мешков. На фоне торговцев, возвращающихся из столицы с полными возами вещей, друзья выглядели едва ли не нищими.

За воротами они ненадолго остановились. Фарах равнодушно взирал на знакомую до отвращения картину: от его ног к горизонту уходила широкая лента дороги, рассекая равнину на две части. По дороге шли люди, брели быки. В этот утренний час путников немного, но первые обозы уже отъезжали из Масуна, торопясь пройти по холодку, до утренней жары, как можно больше. Им на встречу, из-за горизонта, тянулась пестрая змея большого каравана.

Фарах вздохнул. Он снова в начале пути. Словно и не выезжал из Башмина.

– Ну вот, – сказал Танвар. – Масур позади. Дня два до границы, а там мы считай и дома.

– Дома. – Глухо повторил Фарах. – А сколько ехать до Таграма?

– Это, смотря как ехать, – отозвался Танвар. – Если торопиться, то неделю, или полторы. Как повезет. Если не спешить, то и цельный месяц можно ехать. А если пьянствовать в каждом придорожном трактире, то пару лет.

Подмастерье поморщился, ему казалось, что это путешествие никогда не кончиться. Он устал от дороги, устал от неудобного седла и от постоянной ломоты в спине.

– А там, в Таграме, что будет? – спросил он.

– Что будет? Как приедем, будет прирушка. Знатная, обещаю. Потом я улажу пару дел, а после займемся тобой. Найдем жилье. Пристроим на работу, может даже в кузню. А там уж как получиться.

– Тогда поехали скорее, – попросил подмастерье. – Я устал. Очень устал. Мне хочется найти уголок, где можно будет целый день сидеть на одном месте. Ничего не делать, глядеть в стену. И еще. Мне надо пойти к жрецам, заказать молитву по деду…

28